Странник, пришедший издалека - Страница 102

102

– Конечно, генацвале, – подхватил Джамаль. – А кто выиграл – тому полноценную личность дают, титул оринхо, медаль и бочку цинандали. Чтоб пил хорошее вино и правил по справедливости.

Сарагоса окинул звездного странника сумрачным взглядом.

– Ты вот что, Наблюдатель… Есть что сказать, говори, а нет, так помолчи. Не время для шуточек, дорогой! Я ведь тебя серьезно спрашиваю.

– Во-первых, Нилыч, для шуток всегда время. А во-вторых, что я могу сказать? Не больше, чем ты. На космический корабль этот зеленый бублик с колоннами не похож, на Казанский собор или Пентагон тоже. Боюсь, ни Творцов, ни генералов нам тут не сыскать.

– Отчего же? – Сарагоса насупил брови. – Большое здание, стоит отдельно, при куполе и колоннах… Очень даже напоминает собор! Или какой-то центр, особое место – скажем, святилище или музей… Ну ладно, – решил он, – возвращаемся! Осмотрим его, поищем другие двери да поразмыслим, где здесь Пентагоны с генералами и храмы с Творцами.

Они вернулись и часа Три осматривали огромное кольцо, выстроенное из похожего на нефрит материала. Но то был, конечно, не камень; стены и потолок во внутренних помещениях, стоило лишь приложить к ним ладонь, начинали светиться, и каких-либо швов или стыков отдельных деталей не замечалось. Сперва они обогнули всю террасу с колоннами, считая шаги, и выяснили, что окружность кольца составляет два километра с половиной; затем прошли внутрь и принялись исследовать анфиладу больших и малых полостей, соединенных извилистыми переходами и уходившими в стены дверьми.

Вид этих камер, ничем не напоминавших коридоры и залы серого лабиринта, не вызывал и аналогий с земным жилищем либо иным сооружением. Их нельзя было назвать комнатами или залами, так как ровным здесь был только пол, а форма их не поддавалась определению – не круглые и не прямоугольные, но прихотливо-извилистые, словно кляксы или пятна теста Роршаха, они тянулись одно за другим, и стены их, плавно переходившие в потолки, покрытые бороздками, горбами и вмятинами, напоминали поверхность каштана. Не комнаты – полости, выточенные в сердцевине нефрита гигантским червем, заодно отполировавшим похожий на камень материал до зеркального блеска. Стены на ощупь казались гладкими и теплыми, их бледно-зеленоватое сияние было приятным для глаз, однако каким-то неравномерным: казалось, впадины светятся не так ярко, и свет их имеет молочный матовый оттенок, тогда как выпуклые области испускали больше зеленого.

В камерах имелась мебель, но сказать, что она стояла там, было бы неверно. Округлые куски мягкой ткани или какого-то пластика парили над полом на высоте полуметра; эти упругие ложа легко выдерживали вес Сийи и лишь слегка прогибались под грузным телом Пал Нилыча. Их можно было передвинуть, но не опустить и не приподнять; любое усилие, направленное по вертикали, делало легкий на вид материал неподъемным грузом. Скиф для интереса прострелил пару этих странных лежаков – или сидений? – из лазера, не добившись никакой реакции – в них появились дырки размером в палец, и больше ничего.

Были в камерах еще бассейны и шестиугольные окна, такие же, как запечатанное Джамалем. Врат обнаружилось немного, три десятка, а вот бассейнов с чистой и теплой водой Скиф насчитал около сотни. Они располагались в самых обширных полостях и выглядели неглубокими, всего метр-полтора; их бортики имели такую же неопределенную и прихотливую форму, как сами камеры.

Шагая вслед за Сарагосой, то хмурившимся, то в недоумении качавшим головой, Скиф размышлял о цели и смысле этой огромной нефритовой конструкции, заброшенной в необозримую и пустую степь. Необозримость и пустота казались ему понятными; сфера сархов, пусть еще не завершенная, была столь велика, что здесь разместились бы миллиарды поселений и миллиарды миллиардов живых существ. Очевидно, пустых и неосвоенных пространств тут имелось больше, чем застроенных и заселенных, и они просто угодили в одно из таких белых – или, если угодно, желтых – пятен. Но каково назначение этого кольца, окруженного колоннадой, прикрытого сверху прозрачным, блестящим на солнце куполом?

Бассейны и ложа наводили на мысль об отдыхе, однако эта мысль вызывала у Скифа некое внутреннее сопротивление. Такая аналогия казалась ему слишком поверхностной; к тому же страж-сегани, называвший это сооружение токадом, говорил о запахе воспоминаний и наслаждении. Каких воспоминаний? Какое наслаждение?

Скиф полагал, что это никак не связано с отдыхом. В конце концов ведь сархи-метаморфы были так не похожи на людей! Они меняли свое обличье, они трансформировали свои тела, будто данная им при рождении плоть состояла из текучей и покорной их воле субстанции, способной преобразовываться в любые формы, человеческие или отличные от человеческих; вероятно, они могли принять очертания зверя или птицы, древесного обрубка или камня, облака или морской волны. И они – по крайней мере до Второго Рождения – не осознавали собственное "я"! Да, отличия были слишком велики, чтоб всерьез думать об этой нефритовой конструкции как о стадионе, цирке или санатории! «Скорей всего, – размышлял Скиф, – сархам вообще не нужен отдых. Ведь мышечная усталость сродни отраве, а существа, чья плоть столь текуча и покорна, наверняка умеют либо полностью утилизировать яды и продукты метаболизма, либо избавляться от них с потрясающей и недостижимой для человека эффективностью. Да, сархи слишком не похожи на людей! Однако, если верить щуплому стражу, не лишены способности наслаждаться… И каковы же их понятия о наслаждении?» Сомнения Скифа разрешились, когда путники, осмотрев множество камер, бассейнов и парящих в воздухе сидений, попали во внутреннюю галерею – широкий кольцевой проход с такими же массивными колоннами, подпиравшими своды на высоте семиэтажного дома. Простенки между колоннами были забраны попеременно нефритовой субстанцией и прозрачным материалом, имевшим вид гигантских хрустальных пластин; эти окна, тянувшиеся на сорок шагов, придавали кольцевому коридору вид аквариума.

102