Странник, пришедший издалека - Страница 96

Это казалось Сийе странным. Разве Безмолвные не желали сокрушить демонов? Стереть их с лица земли, развеять прахом и в том, и в этом мире – и в любом из миров, где они осмелились появиться? Или сокрушить для Безмолвных не означало уничтожить? Но всякой войне, в ее понимании, надлежало кончаться смертью; не покорением противника, не мирным договором, а гибелью одной из сторон, то есть все-таки уничтожением. Ибо какой же мир возможен между людьми и демонами, похищающими души? Конечно, никакой – и об этом толковал Сар'Агосса, старший родич ее возлюбленного. И он, разумеется, был прав!

Взгляд ее снова обратился к мужчинам. Все они были разными, непохожими друг на друга, и спали по-разному. Джаммала – ничком, уткнувшись черноволосой головой в скрещенные руки; он тихо посапывал, иногда вздрагивал во сне и перебирал ногами, будто собирался куда-то бежать. Меч его и кинжал валялись вместе с боевым поясом около бедра, и это было неправильным – оружие у воина должно быть всегда под рукой.

Вот Скиф, ее светловолосый, все сделал как надо, как старшие сестры из Башни Стерегущих учили и ее саму. Он лежал на спине, согнув колени, и ладонь его покоилась у пояса – там, куда он сунул свой странный маленький лук, испускавший фиолетовые молнии. Он мог вскочить в любое мгновение и вступить в бой, и дыхания его не было слышно – даже во сне ни звук, ни неловкое движение его не выдавали. «Наверно, – подумала Сийя, – его тоже учили старшие сестры или братья – и учили хорошо! Ибо он был всегда настороже, как положено воину».

Сар'Агосса тоже когда-то был воином. Устроился он правильно, на спине, и свой метатель молний не выпустил из рук, однако храпел. Не так чтобы сильно, но шагов с двадцати его бы расслышал всякий, даже юная девчонка, впервые выехавшая в степной дозор стеречь рубежи от шинкасов. Тут, конечно, ни степи, ни шинкасов не было, но недостатка врагов не замечалось; тут каждый встреченный был врагом, и потому Сар'Агоссе стоило бы спать не так шумно.

Взгляд Сийи скользнул по его хмурому лицу с густыми насупленными бровями и плотно сжатым ртом. Даже во сне можно было угадать в Панилыче человека власти – пусть не такой высокой, какой располагали Дона ар'Такаб, хедайра, и премудрая мать Гайра, но уж никак не меньшей, чем у Рирды ап'Хенан, Сестры Меча, или Каризы, предводительницы восьмого турма… Интересно, почему он назвал ее, Сийю, альмандином? И что это значит – альмандин? Слово ей понравилось; оно было красивым, протяжным, и слышался в нем то ли отзвук стучавших о наковальню молотов, то ли перезвон колокольцев, какими украшали конскую сбрую во время праздников.

«Алль-манн-динн», – медленно повторила она про себя и перевела глаза на Скифа.

Тут мысли о мире демонов, о Безмолвных Богах, о Джаммале и Сар'Агосса разом выскочили у нее из головы. Разумеется, подумалось Сийе, она все сделала верно: пошла взглянуть на этот мир, на обитель ару-интанов, ибо воин не должен упускать случая поближе познакомиться с врагом. Если Безмолвные дозволят вернуться, ей будет что рассказать! И премудрой матери Гайре, и хедайре, и Нире од'Ваар, и Зелимме oc'Ta, возглавлявшим Башни Искусных В Письменах и Танцующих Перед Престолами! Но не в одних рассказах дело; меч и кинжал при ней, и она еще успеет отправить в бездну не одного демона! Как тех двоих, в плащах и шлемах, сраженных ее клинком!

На миг это знание – то, что демонов можно убить, – показалось ей самым важным; ведь если Скиф объяснит, как сделать талисманы с огненными духами-саламандрами, сестры из Башни Стерегущих выжгут все проклятые рощи на морском берегу, перебьют демонов, а потом отправятся в Мауль и к Петляющей реке, нагрянут к Внутреннему морю, переплывут пролив, разольются конным воинством по Джарайму и другим странам Запада – Хоту, знаменитому прозрачными тканями, богатой шерстью Кампаре, Сизаму, где добывают жемчуг, плодородному Арталу… И везде огонь и клинки сестер покарают демонов! Настигнут и их самих, и гнусных слуг, коих завели они себе в Амм Хаммате! И шинкасов, хиссапью кровь, и ордо, морских разбойников, и киндари'пак, что бесчинствуют на востоке, за синдорскими лесами, и миатов, что, по слухам, торгуют чернокожими сену из южных стран!

Миражи пылающих рощ, демоны с отрубленными головами и слуги их, предатели, пронзенные стрелами и копьями, растерзанные Белыми Родичами, промелькнули перед Сийей ап'Хенан и погасли. «Стоит ли обманываться? – сказала она себе. – Ты пошла не за знанием и тайнами ару-интанов, не ради мести демонам и даже не затем, чтобы очистить от них Амм Хаммат, весь Амм Хаммат, от Океана Восхода до Морей Заката… Ты пошла потому, что он позвал!» Мысль эта была для нее странной и непривычной. И кому пришло бы в голову, что ей, Сестре Копья, придется стеречь сны трех мужчин, один из которых – ее избранник!

Мужчин она знала и до него – маульца, с кудрями цвета меда, и кариза, сухощавого и гибкого, из племени, что живет у Пролива. Она не помнила их имен; в памяти так и осталось – маулец и кариз. Маульца привели ей сестры – давно, шесть весен назад, когда ей впервые позволили выезжать в дозоры. Таков был обычай; всякое незавершенное должно завершиться, девушка должна стать женщиной, познать любовь, родить дочерей, ибо бесплодное дерево полезно лишь своей тенью, а плодоносящее дороже во сто крат.

Маулец ей нравился, и она провела с ним все время трех лун, однако плода не понесла. И старшие сестры увезли маульца вместе с другими юношами обратно в горы. С каризом случилось иначе; его отбили у степняков, возвращавшихся из набега к Проливу, он был изранен и измучен, но держался гордо, как подобает воину. Потом она узнала, что шинкасы сожгли и перебили весь его род, ибо каризы в отличие от синдорцев и карликов-джараймов были не из тех людей, что пугаются свиста стрел; среди сену каризов почти не встречалось, ибо они предпочитали смерть в бою позору пленения. Ей захотелось подбодрить и утешить этого человека, потерявшего все, кроме жизни и души. Она провела с ним две ночи, а потом кариз стал просить ее отправиться с ним к Проливу, основать новый род на пепелище и жить, как говорил он, в любви и согласии. Он даже готов был остаться под городом на скале, как поступали некоторые мужчины, лишь бы видеть ее, Сийю, – хотя бы в ночи, разрешенные для любви. Но ей не нужна была его любовь, и кариз вернулся к себе в одиночестве.